— Мне кажется, я не должна уезжать. Я не должна оставлять Нэт. Я не знаю, что делать, но я должна остаться с ней.
— Вам придется доверить ее нам. Пибоди!
— Я об этом позабочусь.
Ева взглянула на патрульную. Та кивком указала на дверь.
Отойдя от плачущей сестры, Ева обработала себя изолирующим аэрозолем и вошла в комнату смерти.
Это была большая комната, в углу — кресло у окна, выходящего на улицу. Ева подумала, что Натали, наверное, любила сидеть здесь и смотреть, как за окном течет жизнь.
Кровать выглядела очень трогательно. По всей комнате были разбросаны подушки — некоторые из них в крови. Наверное, раньше они были собраны горкой на бело-розовом покрывале с кружевными оборочками. Многие женщины любят так делать. Маленький телевизионный экран был закреплен на стене таким образом, чтобы можно было смотреть и с кровати, и из уголка у окна. У стены напротив стоял длинный низкий комод, над ним висели картины с цветами в рамочках. Безделушки, вероятно раньше стоявшие кокетливой группой на комоде, теперь валялись на полу, многие были разбиты.
На одном из разбросанных по полу пушистых ковриков лежала Натали. Ее ноги были связаны в лодыжках. Руки, связанные в запястьях, были стиснуты, как будто в отчаянной мольбе.
На ней была бело-голубая пижама, вся в кровавых пятнах и потеках. Халат, тоже голубой, валялся в углу. А шея женщины была стиснута таким же голубым поясом.
Кровь пятнала оба пушистых коврика, возле двери растеклась лужица рвоты. В комнате пахло кровью, рвотой и мочой.
Ева подошла к телу и присела на корточки, чтобы провести стандартную процедуру опознания и определить время смерти.
— Жертва — женщина европейского типа, возраст — двадцать шесть лет, идентифицирована как Копперфильд Натали, проживающая по данному адресу. Синяки на лице указывают на нанесение прижизненных травм. Нос, по-видимому, сломан. Два пальца на правой руке тоже выглядят сломанными. Видны ожоги на плечах, где пижама порвана. Следы ожогов на подошвах обеих ног. Кожа синевато-серого оттенка соответствует версии удушения. Глаза красные, вывалившиеся из орбит. Свидетельница прикасалась к телу при обнаружении: целостность сцены несколько нарушена. Время смерти: ноль сорок пять, приблизительно за два часа до обнаружения. — Ева обернулась, когда вошла Пибоди. — Не наступи, там рвота, — предупредила она.
— Спасибо. Я вызвала двух патрульных и полицейского терапевта, чтобы эскортировать сестру.
— Отлично. Смотри, она все еще в пижаме. Сексуальное насилие маловероятно. Видишь, вот здесь, вокруг рта? В какой-то момент он сунул ей в рот кляп. На лице остались следы клейкой ленты. Видишь мизинец и безымянный на правой руке?
— Они сломаны.
— Сломал ей пальцы, сломал нос. Жег ее. В комнате разгром, многие веши повреждены. Возможно, она оборонялась.
Пибоди подошла к внутренней двери.
— Тут ванная. Телефона на месте у кровати нет, он лежит здесь, на полу.
— О чем это говорит?
— Похоже, она схватила телефон, бросилась в ванную. Может, надеялась запереться, позвонить, позвать на помощь, но не успела.
— Да, похоже на то, — согласилась Ева. — Просыпается, слышит, что в квартире кто-то есть. Может, подумала, что это сестра. Может, окликает ее, а может, и просто переворачивается на другой бок. Тут открывается дверь. Это не сестра. Она хватает телефон, пытается бежать. Возможно, так и было. Новый замок на двери — хороший замок, с «глазком». Может, к ней кто-то приставал? Прокачай ее, проверь, не было ли жалоб за последние пару месяцев.
Ева выпрямилась и подошла к двери, ведущей в коридор.
— Если убийца вошел отсюда, она увидела его с кровати. Вполне разумно — схватить телефон и бежать в противоположном направлении, к помещению, запирающемуся на замок. Она быстро соображает, учитывая, что она крепко спала и только что проснулась.
Вернувшись к кровати, Ева обошла ее кругом, оценила расстояние до ванной и заметила что-то поблескивающее на полу под кроватью. Она опять присела на корточки и подняла с пола кухонный нож.
— Интересно, зачем ей понадобился разделочный нож в спальне?
— Ножик не хилый, — согласилась Пибоди. — Его принес убийца?
— Тогда почему он им не воспользовался? Держу пари, это из ее кухни. Новые замки, — продолжала Ева, — и нож под кроватью. Она кого-то боялась.
— Жалоб не зафиксировано. Если она кого-то боялась, она не сообщила об этом в полицию.
Ева обыскала кровать, проверила под матрацем, перевернула подушки. Потом она прошла в ванную — маленькую, чистенькую, очень женскую. Ничто здесь не указывало на присутствие убийцы. Но Ева хмыкнула, когда, порывшись в туалетном шкафчике, обнаружила мужской дезодорант, крем для бритья и мужской одеколон.
— У нее был парень, — сказала она, вернувшись в спальню и принимаясь за осмотр ящиков ночного столика. — Презервативы, ароматное масло для тела.
— Может, они расстались со скандалом. Новый замок всегда врезают, если у бывшего приятеля были ключи от старого. Может, ему не понравилось, что его выставили за дверь, — предположила Пибоди.
— Может, — согласилась Ева, — но в таких случаях обычно присутствует сексуальное насилие. Проверь ее телефон на входящие и исходящие за последние пару Дней. Я закончу осмотр помещения.
Она вышла, вновь осмотрела гостиную. Будь это любовная ссора, подумала Ева, «бывший» первым делом начал бы ломиться в дверь. «Ну, давай, Нэт, черт тебя побери, открой мне дверь! Нам надо поговорить!» Если парень разозлен, а дверь хлипкая, он вполне может ее сломать. Но наверняка ничего сказать нельзя. Ева вошла в кухню. Немаленькая. И, судя по всему, убитая тут активно хозяйничала. На безупречно чистом кухонном столе стояла подставка для ножей. Одно гнездо пустовало.